joomla templates

Наш бизнес-сообщник artMisto.net

О чем поведал «Чонкин»

В. Войнович на сцене театра юного зрителя

Когда талант рядом, его редко признают. Вот на расстоянии, вот издалека — это другое дело. Тогда — ура! И восторг — ах, хорошо, ах, превосходно! Далеко ли ходить за примерами? Вот же Солженицын, тот же Бродский, многие другие. Сейчас вот зовем, локти кусаем: ах, извините, мы не знали, что вы такие одаренные. По­тому и ругали, когда вы были здесь, рядом. А ругали-то, не читавши их произведений. Вот самое печальное.

Не собираюсь сопостав­лять названных литератур­ных китов с творческим кол­лективом нашего театра юно­го зрителя. И разные вели­чины, и разный вид творче­ства. Но вот отношение не­которых моих земляков к своему театру все же напо­минает тех наших соотечест­венников, которые, не читая Солженицына и Бродского, взахлеб клеймили их произведения.

Не раз смотрел спектакли ТЮЗа, достойные всяческих похвал и даже восторгов. И в то же время слышал от тех кто ни разу не бывал на них, сакраментальную фразу: «Ну что хорошего может поставить наш ТЮЗ?». Эти слова воспринимались с досадой, ибо доказать таким «ценителям » практически ничего невозможно. Словно знаменитый Бывалов из «Волги-Волги», они стоят насмерть: в нашем городе талантов быть не может!

Так что, когда вам ска­жут «Что хорошего может поставить ТЮЗ?», как говорят в Одессе, «заткните ухи». Лучше пойдите и посмотрите сами. А посмотрев, произно­сите  свой приговор. Тем бо­лее, именно сейчас в ТЮЗе есть что посмотреть. Только недавно состоялась премьера спектакля «Жизнь и необычайные, приключения солдата Ивана Чонкина», созданного по роману-анекдоту Владимира Войновича.

Трудно сказать, как шла подготовка самого спектак­ля, как в процессе репети­ций совершенствовался сце­нарий, созданный по роману Войновича Леонидом Беляв­ским, но то, что к премье­ре и режиссер-постановщик Арутюн Киракосян и многие артисты потеряли в весе, но были, измученно-счастливы — факт неопровержимый.

Неблагодарное, да и ненуж­ное дело — пересказывать содержание, какого бы то ни было произведения. Тем бо­лее спектакль, где кроме текста есть и игра актеров, и музыка, и оформление сце­ны и целый ряд других нюансов, которые нужно лишь воспринимать лично. И все- таки в связи с тем, что Войнович для нашего читателя явление такое же новое, как и НЛО и так же неимовер­но интересен, попытаюсь в нескольких словах сооб­щить, о чем вам может по­ведать «Чонкин»: Это — глубочайшая ирония над ар­мейской шагистикой и мушт­рой накануне войны, это — солдат — маленький винтик огромной армии, нелепость ситуации в которые попада­ет он, но— вскользь, но удачно осмеянные научные «достижения» времен небезызвестного Трофима Лы­сенко, выдаваемые за великие открытия, это — совсем уж мимолетный эпизод (но характерный и для нашего времени) с сотворением липовых «маяков труда», это - ситуации тупейшего чино­почитания, доносов и подоз­рений, страха и преследова­ний эпохи сталинского куль­та личности, это...

Впрочем, как видите, даже перечислить все «это» прак­тически невозможно. Ну, а содержание спектакля? О чем оно? Да о том, что у села Красное, сел на вынужден­ную посадку самолет. Ох­ранять его послали солда­тика Ивана Чонкина. Посла­ли и забыли. А он тут об­жился, даже обзавелся женой. Потом война началась - а он все охраняет. Далее его пытаются арестовать, как дезертира... Ну, и так далее. Лучше уж пойти и раз уви­деть, чем сто раз услышать.

Каков Чонкин, созданный артистом Александром Бор­зовым? Есть в нем что-то от неуклюжего героя русских сказок Иванушки, и от того солдата, который щи из то­пора варил, но больше всего в нем, конечно, от бессмерт­ного Василия Теркина. Но почему же у сельского пар­ня, который любит работу и умеет работать, который и полоть, и копать, даже вя­зать мастер, не выходит с шагистикой, почему невзра­чен этот солдатик, почему не считают его человеком коман­диры? Да потому именно, что он для них не человек, а тот самый винтик, о кото­ром говорил в те годы в докладах «великий вождь и учитель». Не живая душа с чувствами и своими пережи­ваниями, своими думами, а одни из тысячи и тысяч сол­датиков, которых они же са­ми и затуркали, замуштровяли. А он-то, солдатик Иван Чошшн, оказывается, и лю­бить может, и думать умно, и отстаивать свое, а когда, надо, и бой повести с целым полком, хотя это был и свои энкаведешный полк. И всей своей игрой, великолепным перевоплощением в своего героя показывает эти разно­образные грани Чонкина ар­тист Александр Борзов.

И приходит мысль: не зна­ли своих людей командиры, подобные тем, какие показа­ны в спектакле. Видели в них маленьких солдатиков, а не Воинов, способных грудью защитить Родину. Не такие ли командиры впервые дни войны, поддавшись панике, без приказа оставляли свои позиции, свою землю на по­ругание врагу? И в то же время, не тысячи ли Чонкиных насмерть стали у Брест­ской крепости и других твер­дынь?

Вот такие мысли и выво­ды делаешь, познав душу не­уклюжего, невзрачного солдатика, показанного нам Александром Борзовым.

Незавидная, хотя и одна из главных, ролей досталась артистке Галине Борзовой. Нет у ее Нюрки особенно броского, чем-то запомина­ющегося текста. Да и все ее действия в спектакле предназначены только для того, чтобы усилить образ ее партнера — Чонкина (Борзова). В отрыве от него Нюрка исчезает, теряется ее индивиду­альность. Это не вина артистки. Такой текст, такая роль по спектаклю. А все же Галина Борзова постаралась, чтобы Нюра осталась лич­ностью заметной, яркой, за­поминающейся, чтобы зри­тель полюбил ее героиню. И это ей удалось. Сидя в зри­тельном зале, мы и сочув­ствуем ей, одинокой сель­чанке, наконец-то нашедшей свое женское счастье в Иване Чонкйне. Мы даже благодарны ей, смело вступаю­щей в бой вместе со своим возлюбленным. И нам очень даже понятно, почему она, сельский почтальон, уничто­жает письма Ивана в свою часть с напоминанием о себе, забытом возле разбитого са­молета. Понимаем даже ее чисто женский, «непатриотич­ный» эгоизм, когда война для нее не великая народ­ная катастрофа, а лишь опасность потерять на ней возлюбленного.

Одной из ярчайших фигур спектакля стал ученый-самородок Кузьма Гладышев, сы­гранный Леонидом Ландковский. Возможно, помог этому и наиболее удачный в плане насыщенности юмором язык текста, определенного этому персонажу автором. Ведь и монологи Гладышева, и си­туации, в которые он попа­дает, постоянно вызывают волны смеха в зале. И все же. Именно этот текст мог стать причиной неудачи Ландковского, поддайся он до конца его «очарованию» и понадейся «выехать» толь­ко на нем. К счастью, артист понял эту опасность и не пошел на поводу лишь актерской удачи. Ни разу за весь спектакль он не пере­ступает грань, не перебарщи­вает, все время соблюдая чувство меры. А искушение было велико. Особенно в сценах явления ему во сне очеловеченного коня Осоавиахима, разговора с Чоикиным о «круговороте дерьма в природе» и угощения его самогоном из того же «про­дукта» (в этой сцене, наобо­рот, перебарщивает немного Чонкии-Борзов), в заклю­чительной сцене с найден­ным возле убитой лошади за­явлением с просьбой «если погибну, прошу считать ком­мунистом».

Да, в роман-анекдот Войновича коллектив театра во главе с режиссером А. Киракосяном поистине вложил душу. Каждому артисту уда­лось нащупать, найти и по­казать именно тот персонаж, который создан самим Войновичем. А если и были некоторые «вольности», от­ступления от авторского за­мысла, то они лишь усили­ли созываемые образы. Поэтому-то они и запомнились как индивидуальности, как характеры, а вместе — как картина любви. Запомни­лась и Афродита (Л. Валуйская), у которой почти нет текста, но заметна и вырази­тельна игра, и председатель колхоза Голубев (С. Скрынник) — запуганный повер­ками, доносами и слежками и отчаявшийся человек, и Федька Решетов (Н. Заворотный) — то добродушный, то лукавый увалень, и сер­жант Свинцов (А. Медведев) – тип Держиморды предво­енного образца, и капитан Миляга (В. Петраков) — че­ловек при власти, но под­халим и трус, готовый даже на предательство, и велико­лепный «экземпляр» искус­ственно создаваемых и в те годы и до недавнего време­ни «трудовых маяков» Люшка (засл. арт. УССР В. Кондратенко-Езжалова), и дру­гие образы (даже эпизодиче­ские), созданные артистами Т. Ледан. А. Шинкаренко. П. Пичко. А. Гринченко. Д. Будаевым, Л. Черняком С. Бахмут-Ушаковой, Р, Ганжулой, В. Кондратенко.

Есть у спектакля особенно удачные находки, о которых не сказать нельзя.

Это прежде всего уставная новелла о задержанном че­кистами сапожнике-еврее по фамилии... Сталин (А. Шинкаренко). Это показанные сны Чонкина и Гладышева, где в гротескной форме дей­ствуют то Сталин в женской одежде (тот же А. Шкнкаренко), то целая толпа со свиными физиономиями, то заговоривший человеческим языком конь. И абсолютно не портят, а, наоборот, помо­гают воплотить эти сцены, применяемые здесь атрибуты кукольного театра: маски, го­ловы животных и пр.

Есть в спектакле еще два артиста, то и дело поясняю­щие происходящее на сцене. Но это не ведущие, не ли­ца, произносящие текст от автора, а органично слива­ющиеся с событиями персо­нажи. Можно даже смело сказать, что они равноправ­ные действующие лица спек­такля, без которых он был бы намного обеднен. И войти им в него удалось благодаря умению, артистов Л. Черня­ка и Д. Будаева мгновенно, на ходу, перевоплощаться, входить в другой образ.

Рассказывая о спектакле, принято говорить и о его художественном и музыкаль­ном -оформлении. От этой традиции придется отступать, так как эти две стороны осу­ществили С. Карпенко и С. Божко, чьи работы в осо­бой рекламе не нуждаются.

Кет желания искать и мелкие неудачи спектакля, чтобы менторски поучать творческий коллектив театра. На фоне явной большой уда­чи они незначительны.

И все же именно удача этого спектакля заставляет сказать следующее: доказа­но, что ТЮЗ способен на большую, смелую, запоми­нающуюся работу. Значит, ниже планку опускать нель­зя. Надо стараться эту вер­шину не покидать. Й уж тог­да точно театру удастся пе­реломить мнение последних скептиков.

Н. ХАПЛАНОВ. Макеевский рабочий. 25 ноября 1990 года.

Назад в архив